Неточные совпадения
— Приобретение нечестным путем, хитростью, — сказал Левин, чувствуя, что он не умеет ясно определить черту между честным и бесчестным, — так, как приобретение банкирских контор, — продолжал он. — Это зло, приобретение громадных состояний без труда, как это было при откупах, только переменило форму. Le roi est mort, vive le roi! [
Король умер, да здравствует
король!] Только что успели уничтожить откупа, как явились желевные
дороги, банки: тоже нажива без труда.
Милость чужого
короля, да и не
короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду,
дороже для них всякого братства.
— Ничего. Вышла
дорога, потом какая-то толпа, и везде блондин, везде… Я вся покраснела, когда она при Кате вдруг сказала, что обо мне думает бубновый
король. Когда она хотела говорить, о ком я думаю, я смешала карты и убежала. Ты думаешь обо мне? — вдруг спросила она.
Старшею феею, по званию, состоянию и общественному положению, была маркиза де Бараль. У нее был соединенный герб. В одной стороне щита были изображены колчан со стрелами и накрест татарская нагайка, а в другой вертел. Первая половина щита свидетельствовала о какой-то услуге, оказанной предком маркизы, казанским татарином Маймуловым, отцу Ивана IV, а вторая должна была символически напоминать, что какой-то предок маркизиного мужа накормил сбившегося с
дороги короля Людовика Святого.
— Большой интерес тебе выходит через дальнюю
дорогу, — начала она привычной скороговоркой. — Встреча с бубновой дамой и какой-то приятный разговор в важном доме. Вскорости получишь неожиданное известие от трефового
короля. Падают тебе какие-то хлопоты, а потом опять падают какие-то небольшие деньги. Будешь в большой компании, пьян будешь… Не так чтобы очень сильно, а все-таки выходит тебе выпивка. Жизнь твоя будет долгая. Если в шестьдесят семь лет не умрешь, то…
— Ну,
дорогие гости! — сказал он. — Этот кубок должен всех обойти. Кто пьет из него, — прибавил он, бросив грозный взгляд на Юрия, — тот друг наш; кто не пьет, тот враг и супостат! За здравие светлейшего, державнейшего Сигизмунда,
короля польского и царя русского! Да здравствует!
— Безумные! — вскричал боярин. — Да неужели для них честнее служить внуку сандомирского воеводы, чем державному
королю польскому?.. Я уверен, что пан Гонсевский без труда усмирит этих крамольников; теперь Сапега и Лисовский не станут им помогать… Но милости просим,
дорогие гости! Не угодно ли выпить и закусить чего-нибудь?
Агафья Тихоновна. Опять, тетушка,
дорога! Интересуется какой-то бубновый
король, слезы, любовное письмо; с левой стороны трефовый изъявляет большое участье, но какая-то злодейка мешает.
Мольер (кричит монотонно).
Дорогу королю!
Дорогу королю! (Поднявшись на лестницу, кричит в пустоту.) Смотрите, архиепископ, вы меня не тронете!
Дорогу королю!
Попали мы на ту же
дорогу, как и Европа, с той только разницей, что она во время борьбы
королей с феодалами организовала городские общины, приобрела парламенты, произвела реформацию, а древняя Русь растеряла и свои земские соборы и боярскую думу и произвела только раскольников.
А когда
Захочет царь, как он уже задумал,
Его эстонским сделать
королем,
Тогда его как братец будет звать?
Дороже, чай, эстонская земля
Ему родства покажется с царем!
Найдутся и улики. Ксенья ж наша
Очутится за неким басурманом
Без племени и роду!
А знаешь что?
Ведь Нижний — ключ всей Волги; за него бы
Король Жигмонт иль Владислав-царевич
Нам
дорогую цену заплатили,
Кабы привесть к присяге. Мне — боярство
Иль в думные, тебя — в Москву, в дьяки,
В любой приказ.
Петь о святыне. Сохранить
Короля от буйной черни. Каждый миг
дорог.
Лишь только
король удалился, как окружили Алешу все придворные и начали его всячески ласкать, изъявляя признательность свою за то, что он избавил министра. Они все предлагали ему свои услуги: одни спрашивали, не хочет ли он погулять в саду или посмотреть королевский зверинец; другие приглашали его на охоту. Алеша не знал, на что решиться. Наконец, министр объявил, что сам будет показывать подземные редкости
дорогому гостю.
Но больше всего, даже больше бубнового неженатого
короля, моего жениха через девять лет, даже больше пикового
короля, — грозного, тайного, — Лесного Царя, как я его звала, даже больше червонного валета сердца и бубнового валета
дорог и вестей (дам я, вообще, не любила, у всех у них были злые, холодные глаза, которыми они меня, как знакомые дамы — мою мать, судили), больше всех
королей и валетов я любила — пиковый туз!
— Письмо получите из дальней
дороги, вести, вот видите ли,
дорога?., постойте… вот тут как будто болезнь, но небольшая, так, простуда какая-нибудь легонькая… но вообще все очень, очень хорошо; интерес, большой интерес от трефового
короля получите…
«Как удивились бы вы,
дорогой дядя, увидав вместо полуголого
короля, которого мертвецки пьяного после обеда у вас на шлюпке, вы приказали свезти на берег, и вместо нескольких королев, подплывавших к судну, только одну, одетую со вкусом и принимавшую в тронной зале, и
короля в красивом шитом мундире, побывавшего в Европе, получившего кое-какое образование и правящего своим добродушным народом при помощи парламента.
— Но в вашем присутствии? Не иначе. Поймите,
дорогой друг, что с той ночи я только ваш ученик. Вы находите, что нельзя выгонять старой обезьяны? Прекрасно, пусть остается. Вы говорите, что надо принять какого-то экс-короля? Прекрасно, примем. Но я позволю линчевать себя на первом фонаре, если я знаю, зачем это надо.
— О, Танасио! — горячо вырвалось из груди Иоле, — о, Танасио, о храбрости твоей знаем не только мы, простые смертные, но и Его Величество
король и Его Высочество наш славный королевич Александр. A об юнаках наших нечего и говорить. Каждый из них взял за поговорку: храбр, как капитан Танасио Петрович. Так они все говорят. Но, должно быть, впереди ждет нас слишком непосильная задача. Да, они слишком многочисленны, да, Танасио, их тысячи тысяч, тогда как нас… И оттого ты так задумчив,
дорогой брат.
В ту же минуту Иван трепещущими руками рванул
дорогой, золотом шитый камзол
короля и коснулся королевской груди голубиным сердцем.
Королю-птице показалось, точно кто оторвал у него кусок от сердца. Теперь он понял, что волшебница Лара была права. Теперь он понял, какою
дорогою ценою покупались народом торжественные встречи
короля. И он полетел дальше с быстротою молнии, мимо лесов и рощ, мимо сел и деревень. На
дороге он увидел большой город.
И куда бы ни приезжал он, всюду его встречали нарядные, веселые, сытые люди с сияющими радостью лицами, в
дорогих платьях и на золотых блюдах подносили драгоценные дары своему
королю.
Он был очень хорош. Так хорош, что настоящие, живые
короли, бесспорно, позавидовали бы его блестящему виду. У него была роскошная белая, как сахар, седая борода, такие же седые кудри и большие черные глаза. На голове его красовалась золотая корона. Одет он был так, как вообще одеваются
короли. Художник не пожалел красок, чтобы вырисовать его пурпурную мантию и огромный воротник из
дорогого собольего меха. Да, он был чудно хорош.
Будзилович круто повернул влево и прошел с шайкой верст пятнадцать до фольварка Ордежа.
Дорогой они встречали крестьян, идущих по случаю праздника Юрьева дня к обедне, увещевали их не слушаться более русских властей, говорили, что «за нами идет польский
король с большим войском отнимать Могилёвскую губернию у русского царя», но ничто не помогло: крестьяне шли своей
дорогой, твердя, что паны «подурели», да и сами повстанцы ворчали, что по этой адской
дороге, невесть зачем свернули в сторону.
Таким образом, по Волхову вытягивались поселения полков: императора австрийского Франца I — между большой московской
дорогой и Волховом, далее
короля прусского, затем — полки имени графа Аракчеева, наследного принца прусского и другие.
По сторонам главной улицы от ее сгиба до берега была выстроена старая гвардия, а с другой стороны ввиде конвоя стояли полуэскадрон кавалергардов и эскадрон прусской конной гвардии, правым флангом к реке, а левым к полуразрушенной усадьбе, где должен был остановиться император Александр. Около 11 часов утра государь с
королем прусским и цесаревичем отправились в коляске по тильзитской
дороге к реке. Генералы свиты в полной парадной форме скакали верхом по сторонам коляски.
Вот к окну подошел какой-то важный господин в
дорогой шубе с двумя нарядно одетыми мальчиками. Последние, увидав бумажного
короля, вскричали в один голос...
На другой день, рано поутру, неподалеку от польского городка Казимира, на площадке, огражденной с одной стороны лесом, с другой стороны окаймленной рвом
дороги, собралось множество народа, чтобы полюбоваться, как будут колесовать и четвертовать изменника шведскому
королю и вместе посланника от русского двора.
Но
короля уже не было во дворце. Раскрашенная картина, лежала на прежнем своем месте, в окне магазина, а на раскрашенной картинке красовался опять бумажный
король, прежний, великолепный
король в короне и
дорогой мантии.
Негодование и сожаление одушевили ряды их; многие из них громко вопияли против жестокости
короля; во всю
дорогу из Саксонии до Казимира оказываемо было пленнику снисхождение разного рода; друзьям его позволено с ним видеться и беседовать; из скважин в его повозке поделаны окна; пища давалась ему самая вкусная:
дорогой он видимо оправился.
Иногда я занимался в самой библиотеке Нордена, он и это позволил мне; и тут я чувствовал себя совсем как
король: мягкие диваны, большие столы, заваленные журналами, множество книг в
дорогих переплетах, тишина, как в Публичной библиотеке, — комната находилась во втором этаже, и никакой шум туда не проникал.
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был Неаполитанский
король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему велено было опять поступить на службу и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «je vous ai fait Roi pour régner à ma manière, mais pas à la vôtre» [я вас сделал
королем для того, чтобы царствовать не по-своему, а по-моему] — он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и разрядившись как можно пестрее и
дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по
дорогам Польши.
Хватает его
король ласково под локоть, ведет
дорогого гостя в кабинет; дверь замкнул, во второй кабинет провел, опять замкнул. Посредь покоя стульчик ему придвинул, сам рядом сел, ухо приклонил. Чтобы не подслушивали, значит.